Владимир Трифонов - Кронштадт - Таллин - Ленинград (Война на Балтике в июле 1941 - августе 1942 годов)

Примерно в 19.30 сильный обстрел района нашего завода, но основные их цели немного западнее нас. А в двенадцатом часу ночи - сильный обстрел города. Ответили наши батареи, и взаимные "выяснения отношений" продолжались до полуночи. В это же время четко была слышна интенсивная арт. перестрелка на южном берегу.

Вечером получил открытку от Андрея от 12 марта и письма № 9 и 10 за 24 февраля. Долго они шли. Есть над чем подумать. Обещал, что программы вышлет мне его тетушка из Москвы, которой он написал. На счет школы обещал все разузнать сам. Пишет, что шансов для поступления много, т.к. у них мало народу вообще и что одного артиллериста, который защищал Москву и приехал к ним, приняли беспрекословно. Мне трудно оставаться спокойным, читая эти письма, а между тем у меня дела не подвигаются, а до мая 20 дней.

Лейтенант сказал, что мой рапорт отдал командиру. Но почему он меня не вызывает?

9 апреля. Четверг.

Вечером снова вахта зенитная. Проводишь лишь время на мостике. Днем занятия и зачинил чехол у орудия, который сильно был изорван, сшил чехол для ящика с прицелом. Брезент, которым мы дополнительно накрывали орудие, куда-то исчез.

Сегодня написал письмо № 18 и отправил его Андрею. Командир все не вызывает меня. Что он не читал письма от мамаши и не читал мой рапорт, что ли? Или считает его мелочью, которой не стоит заниматься? Не могу найти удобный момент, чтобы обратиться к нему, да и это надо с разрешения командира БЧ.

10 апреля. Пятница

Получил письмо от мамы. Прямо обидно стало. Как думал, так и вышло. Она повидалась с преподавателями спецшколы, которые остались в Москве. И они ей сказали, что все зависит от директора школы Да я это и без них знаю. Я просил мамашу поговорить с директором клязьминской школы, чтобы они написали командиру затребование, а она... Эх! Ждут к маю и т.д. Ждите. Приеду черта с два. Надеялся на вас, а теперь ясно, что помощи от них ждать нечего. Выпутывайся сам. Надежды рушатся. Трудно оставаться спокойным.

11 апреля. Суббота.

Утром после проворачивания механизмов спустился в кубрик. Приходит дежурный по низам Фахрутдинов и, узнав, что я не на вахте, велит взять винтовку и встать у каюты арестованного командира БЧ-1 младшего лейтенанта Борцова. За что же его арестовали? Я об этом кое-что уже слышал.

Помню, когда он прибыл к нам в начале февраля, я стоял на вахте у трапа. Он был старпомом на "Молотове". К нам попал по следующей причине (как мне рассказал К.): в ноябре или в начале декабря, когда мы стояли подорвавшиеся, а "Ермак" и "Молотов" ходили за караваном на Гогланд, было, как мы все знаем, тяжелое время - 300 граммов хлеба и горох. На "Молотове" имелись в запасе кое-какие продукты, которые не выдавались на котел, хотя команде очень доставалось, особенно кочегарам. Военком тоже не разрешал выдавать продукты, говоря, что это НЗ. Борцов же, будучи старпомом, видя, в каком положении команда, распорядился выдать продукты, поспорив с комиссаром. Этим он завоевал себе авторитет у всей команды и, наоборот, потерял авторитет у военкома и командира корабля.

В Кронштадте военком хотел завести "дело" за перерасход продуктов и обратился в порт и в штаб. Но там якобы ответили: "Задание свое корабль и команда выполнили? Выполнили. Ну и все!"

Авторитет комиссара падал, и в Ленинграде снова завязали дело уже в политотделе. Мотивировка - подрыв авторитета комиссара и командира. Они взяли верх, и Борцов получил взыскание по партийной линии. Ну, а если так, то обязательно на человека посыпятся все шишки, и Борцова необходимо стало снизить и по строевой линии. И вот он переведен к нам командиром БЧ-1.

Команда БЧ-1 о нем очень хорошо отзывается. Он зря людей не гоняет, обращается дружески. Но наше командование его не любит. Особенно старпом Шабшиевич. Он - прямая противоположность им. И поэтому ясно, что прощается одним, то ему никогда.

Спросил потом у Владимирова, командира отделения сигнальщиков, он объяснил, что все это случилось из-за него - он во время вахты в 2 часа ночи спустился в умывальник и заснул. Там его нашел дежурный по низам. За это его из командиров отделения перевели в сигнальщики. Борцов же, как командир, несет за это ответственность - малая требовательность.

Формально они правы, но почему до сих пор никакие командиры БЧ-2 не несли ответственности за подобные случаи? А случаев ухода с поста и сна на посту и в нашей БЧ хватало. Виновники получали наряды, "губу", строгий арест и т.д., а командиры никаких взысканий не получали. Вот Бондаренко дали 10 лет, а командиру - ничего. Почему же Борцову арест? То, что его весь комсостав не любит, это факт. Но, пожалуй, этого мало. Может, тут еще что-нибудь? Узнаю.

Вот к нему входят старпом и, явно нехотя, дежурный по кораблю и требуют сдачи оружия. Но он и не думает его сдавать и скоро их выпроваживает. Молодец! Я ему очень даже сочувствую. Прошу Фахрутдинова записать меня в расход на обед. Говорит, что и так расход большой, а мне на бачке оставят. Вредным типом стал этот Фахрутдинов. Спокойно редко разговаривает. Больше кричит и ругается.Примерно в половине двенадцатого к Борцову вошел военком. О чем, интересно, будет говорить? Стараюсь подойти поближе к двери и послушать. Военком говорит тихо, почти ничего не слышно, но Борцова слышно довольно ясно. О чем начался разговор - не знаю. Начал понимать с того момента, когда Борцов обижался, почему ему писарь не дал пустого бланка командировочной, а послал его к командиру корабля, к которому он все равно должен был пойти за подписью.

Борцов тогда приказал писарю выдать ему бланк, но писарь, конечно, не дал. Борцов считал это не верным, т.к. он старше по званию, а приказ старшего по званию должен быть выполнен. Военком, конечно, с этим не согласен и объяснил ему, что у писаря особые полномочия, что он не подчиняется всем, кто старше его по званию.

Я с военкомом тоже согласен. Борцов в этом не прав.

Затем разговор зашел о том, почему Борцова на партсобрании осмеяли, издевались над ним, подрывали его авторитет и т.д. Я это плохо слышал и ничего не понял.

Потом Борцов стал просить военкома списать его с этого корабля куда-нибудь, хоть на катера, но на другой корабль, на фронт, но лишь бы уйти с "Волынца". Он говорил, что не может здесь работать, что здесь все основано на клеветничестве, подхалимстве, обмане, предательстве и лжи. Что в этой атмосфере он не может находиться, а военком может посодействовать, чтобы его списали. Военком ответил, что все эти его доводы не основательны, что он не может этого сделать, т.к. какой же он будет военком, если не сумел воспитать командира. Борцов ответил, что его в том духе, который на корабле, не воспитаешь. Он возмущался, как допустили, чтобы Шабшиевич - краснофлотец, стал старпомом, хотя он не имеет на это никакого права. Диплома об окончании штурманского училища у него не было.